Старшая дочь Лазаря и Леи, жена старшего сына Арона и Хаси-Шаи, моя мать.

Среднего роста, в молодости очень хороша собой. Необыкновенно высокого интеллекта. Училась в еврейских учебных заведениях в общей сложности 13 лет, и ни года на русском. Но по русски читала и писала бегло. Не в ладах была со знаками препинания. В письмах ко мне, в конце, добавляла: “А запятые расставь сам”.

До рождения второго и третьего ребёнка была большая модница. Беличья шубка, обязательно открытые лаковые лодочки на высоких каблуках.

Ей, как любой старшей дочери в многодетной еврейской бедняцкой семье, выпала тяжкая доля - быть главной помощницей матери в хозяйстве и в воспитании детей младше её. Поэтому, уже на моей памяти, была отменной хозяйкой, хорошим кулинаром, большой чистюлей. Работы хватало и в замужестве. Держала корову, двух свиней, засаживала огород, было картофельное поле. Куры помечались чернилами на крыльях, но всё равно, разобрать, где чьи, было трудно: все помечали своих кур фиолетовыми чернилами, больше было нечем.

Отлично шила. Обшивала всех братьев и сестёр, а потом и их детей. В основном, перешивкой со старших на младших, но ей удавались и новые платья, от ситцевых до креп-дешиновых.

Руки у неё были золотые, голова соображала ещё лучше. К примеру, в 1958 году я привёз ей в свой отпуск подарок, телевизор “Заря”. В следующий мой отпуск в Челябинске она мне рассказывала, что телевизор как-то испортился, она его разобрала, отыскала повреждение, поправила, и он заработал. Волосы у меня встали дыбом: ведь внутри телевизора есть блок с напряжением в десятки тысяч вольт!

Шесть лет детей у них с Шаей не было. Старшего сына в 1930 году родила в роддоме, в райцентре Петриков, второго сына и младшую дочь - дома.

В эвакуации на производстве не работала, присматривала за детьми, своими и сестёр. Периодически ездила в окрестные деревни менять вещи на продукты.

Первого августа 1944 года, с Евой и четырьмя детьми, своими и Евиным Вовой, поехали на родину, в Белоруссию. Прибыли в Копцевичи через 2 недели после ухода немцев. Дома обоих дедов и наш были снесены, не осталось и следа. Жили у довоенных знакомых. Через две недели уехали в районный центр Хойники. Еву туда пригласил на работу бывший директор сенопункта в Копцевичах.

Там, в снятой квартире, прожили 2 года. Вернулся с фронта хозяин квартиры, Зяма Каплан, и воспылал любовью к Башеве, при живой своей жене. Видимо, это было определяющим фактором, почему сёстры уехали из Хойников в Пинск, к появившемуся там двоюродному брату Эберу. Зяма Каплан бросил жену и последовал за ними.

С 1947 года жили в Пинске на коммунальных квартирах. Но долго пожить там не удалось. Ева была коммунистом с довоенным стажем. А “вождю народов” в самом начале 50х годов вздумалось устроить нечто вроде чистки партии. Что лишенец, что исключённый из партии - это почти враг народа. Началась возня вокруг Евы, пришлось срочно уезжать. Каплан купил полдома-мазанки в Акмолинске, где работала его дочь, поехали туда. Жили там недолго, в Челябинск приехали двоюродные братья по бабушке Лее, Ошер и Хема. Хема купил собственный дом. Поехали туда. Зяма Каплан купил половину захудалого, под снос, дома. Ева с Вовой жили в помещении гостиницы “Южный Урал”, по месту работы Евы. Затем Ева получила однокомнатную квартиру, а когда дом Каплана снесли, Башева получила двухкомнатную квартиру.

Каплан умер, Башева с большими трудами и нервотрёпкой, спустя много лет после окончания войны получила мизерную пенсию за погибшего на войне мужа.

Невзгоды и недоедания в войну, тяжёлая послевоенная жизнь подорвали здоровье Башевы. Болезнь крови, трофические язвы, сердечная недостаточность свели её в могилу в 1989 году.

Похоронена в Челябинске.