Первый, старший сын деда Арона.

Немного выше среднего роста. Сухощавый. Несколько угрюмый, хмурый на людях. Оживлялся только в семье, где мог шутить, смеяться.

Женился он на Башеве, старшей дочери деда Лазаря, своей двоюродной сестре, в 1924 году и, надо же, именно в тот день, когда окочурился Ленин. Деды построили молодым дом, посередине, между своими домами. Отдельно, пусть не шикарно: одна просторная спальня, большая кухня с русской печью, сени, кладовая с погребом. В этом погребе он, Шая, закопал оцинкованную ванну с наиболее ценными вещами, за сутки до бегства из Копцевич. После войны мы не нашли ни ванночки, ни погреба, ни дома.

В период, примерно 1932-36 гг., Шая зарабатывал на жизнь торговлей мясом. В 1936 году была принята "самая гуманная в мире конституция", "Сталинская", и из чистого гуманизма он попал в разряд лишенцев, это совсем рядом с врагами народа, со всеми вытекающими последствиями для него и семьи. По этой причине первая эмиграция для меня и семьи состоялась в 1936 году, сначала в дер. Бибички, затем гор. посёлок Любань Минского района. Семья поселилась в арендованной квартире, Шая работал продавцом в магазине.

В начале 1937 года семья вернулась в Копцевичи, и летом родился второй сын Лазарь.

После возвращения и до начала войны в 1941 г. Шая работал продавцом в Рабкопе (рабочем кооперативе) - так назывался магазин на рабочих паях. Это были годы всеобщего дефицита, в особенности продуктов питания. Действовал закон распределения. Родня, в особенности не ближняя, атаковала Шаю со всех сторон, требуя льготной, из под прилавка, выдачи продуктов, совершенно забыв при этом о его статусе лишенца. Именно тогда он заслужил от Фрумы, двоюродной сестры, звание "кайсун" (сердитый). Соседки допытывались у Башевы, сколько бочек крупы и муки она заготовила впрок, и удивлялись, видя отсутствие запасов.

На моей памяти Шая имел плохой аппетит. Прибегая на обед, первым делом сажал первенца на колени, потом выпивал гранёную стопку водки, быстро съедал обед и бежал на работу. А вообще водки он не любил, на свадьбах и празднованиях от выпивки отлынивал. Но перед обедом для аппетита, и "на свежину" выпивал с удовольствием.

О "свежине". Башева держала двух свинок, одну на убой, вторую - на откорм. Забивали свинью глубокой осенью, чтобы засоленное в кадке сало дольше и лучше хранилось. Довоенное время славилось обилием всякого рода уполномоченных, державших на учёте всё, от количества деревьев в саду, до свиней, коров, лошадей, и т. д. Шкуру забитого животного каждый гражданин обязан был сдавать государству "на сапоги для армии" - так это формулировалось. Но что это за сало без поджаристой шкурки? Поэтому в день забоя организовывался небольшой "партизанский отряд". Свинью потихоньку уволакивали в ближайший лес, 80 м. от дома, укладывали её в яму на солому и днём (чтоб не видно было огня издали), смалили.

В тот же вечер организовывалась "свежина". На полуметровую в радиусе чугунную сковороду шло свежее сало, печень и т. д. Всё это "партизаны": Шая, Лейзер и компания, дружно запивали водкой. Первые свои полстакана водки я выпил на "свежине" в 10 лет, при большой гордости отца. И алкоголиком впоследствии не стал, обошлось.

Курил Шая самокрутки. Из кожаного портсигара на папиросную бумагу насыпал махорку и сворачивал аккуратную сигарету. После "воссоединения" с Западной Белоруссией, вместо махорки укладывался длинноволокнистый крепчайший гродненский табак. В продаже тогда были различные папиросы - "Казбек", "Беломор", "Зенит", но, по-видимому, ему нравился сам ритуал создания такой сигареты. Имея несколько портсигаров карельской берёзы, я трубочный табак ношу в аналогичных портсигарах.

При всей своей любви к детям, своих детей держал в строгости. Над дверью в спальню всегда торчала не слабая берёзовая розга, и не без применения. При наказании всегда повторял дедову сентенцию: "Люби, как душу; тряси, как грушу".

Еле успел погрузить семейство на платформу 3го июля 1941 года и ушёл на призывной пункт. Сборный пункт формирования был в дер. Мышанки, недалеко от Копцевич, на железной дороге на Гомель.

В конце июля 1941 года всех призывников старше 40 лет, рождения 1901 и ранее, отпустили. Шая нашёл семью в Воронежской области и, с подходом туда немцев, вывез всех в Черниковку.

Там он работал на бирже сырья фанерного завода, катал брёвна на переработку. В начале 1942 года был призван повторно. Сборный пункт - в Уфе, формирование в Новоград-Волынске. В составе Отдельной Башкирской дивизии, ездовым в артиллерийском полку убыл на фронт, и сложил голову на Курской дуге в 1943 году. Могила его не найдена.

Старший сын - в Нью Йорке, второй сын в Челябинске, младшая дочь в Кустанае, Казахстан. Имена в его память носят внук, правнук и многие другие из 5го и 6го поколения.